Правозащитника Алексея Кононова, неоднократно становившегося героем публикаций «URA.Ru», все-таки упекли в психиатрическую лечебницу. Пока на время — для прохождения экспертизы. Теперь борец за комфортную жизнь в маленьком Ирбите не дает покоя администрации «агафуровских дач». «URA.Ru» съездило на «восьмой километр», чтобы понять, принадлежит ли жертва режима к когорте «новодворских» или же это человек отряда «навальных», но результат общения оказался более чем неожиданным. Что случается, когда пытаешься строить полицию, прокуратуру, как и чем живет «один в поле воин», на что надеется «камень, отвергнутый строителем», что грозит его обидчикам и почему поменять страну обитания проще, чем построить простое и светлое в маленьком свердловском городишке. Алексея Кононова (1982 г.р.) направили в стационар Свердловской областной психиатрической больницы в рамках дела, которое завели еще зимой. В феврале он под ником Silent noise якобы разместил в соцсети «ВКонтакте» картинку флага, похожего на российский с нарисованным на нем изображением, напоминающим свастику, сопроводив это «немецким маршем — гимном дивизии СС» и словами «такое чувство, что живу на территории, оккупированной войсками Третьего Рейха. Даже немецкие военнопленные лучше строили, чем братки из Единой России». В заключение психиатров Тюменской клинической психиатрической больницы Надежды Спадеровой, Григория Кулеватова и Ирины Медведевой значится, что «Кононов Алексей Владимирович обнаруживает признаки неуточненного психического расстройства, проявляющегося нарушениями мышления в виде непоследовательности, резонерства, бредовых идей кверулянтского характера». В этот диагноз вылились все попытки Кононова хоть как-то повлиять на ситуацию в родном Ирбите, где чиновники спокойно опаздывают с началом отопительного сезона и не убирают улицы, а также без зазрения совести обманывают областное и федеральное руководство. Чтобы попасть на встречу с Алексеем Кононовым, пришлось притворяться — иначе суровый персонал больницы не обойти. Первое и главное препятствие — медработники первого отделения стационарной судебно-психиатрической экспертизы. — Здравствуйте! Я родственник. Дальний, — застенчиво вру медсестре, встречающей за железной дверью на магнитном замке. — Дальний — это как? — с недоверчивым прищуром сканирует она вновь пришедшего. — Дальний-дальний. Седьмая вода на киселе, тети, дяди, ну знаете... — Так-то посторонних у нас не пускают. — Я к вам и не стремлюсь... Алексей Кононов с книжкой Арнольда Тойнби «Постижение истории» и широкой улыбкой встречает меня за дверью, сваренной из толстых железных прутьев. Медсестра отпирает ее огромным ключом и разрешает занять одно из мест в расположенной тут же столовой на ближайшие два часа — прием посетителей здесь с 16 до 18. В это же время разрешают общаться по сотовому, если он есть, или даже занимать пару компьютеров. — Как твое настроение? — Ты знаешь, две недели с 24 сентября (момента попадания в отделение — прим. «URA.Ru»), я понял, где я нахожусь. И как-то мрачно стало. Потом еще и осознал, какое окружение у меня здесь, и подумал: «Боже ты мой!» — Живешь в палате? Люкс или многоместная? — [улыбается] Здесь, на самом деле, четыре палаты. Одна девочковая, они отдельно там, за решетками и дверьми, и для мужчин. Вот, в палате получается по шесть-семь коек — всего нас, наверное, 22 мужчины. Из плюсов здесь только то, что хорошо кормят. Здоровая пища четыре раза в день. Единственный минус — масла сливочного не дают. Те, кто любит сливочное масло, получается, без него. (Алексей ловит мой взгляд на объявлении за спиной, согласно которому пациенту полагается 10-15 граммов масла в сутки и улыбается). Не смотри, это только на бумаге. Но это мелочи. — Кто твое окружение в палатах? Люди адекватные? — Они как бы адекватные, но они психически неуравновешенные личности — это можно сказать про некоторых. Если я никогда голос не повышал, то на меня тут двое наркоманов пытались рот открывать. Но получается, пишешь заявление на имя главврача, а заведующая и весь персонал на меня злые ходят. И думаешь: вот напишешь еще одну жалобу, и они мне козни начнут строить. — То есть еще и наркоманы рядом? — Да. В моей палате две недели я лежал, там три молодых человека — наркоманы. Один уже конченный, лет 15 в тюрьмах сидел, один за оборону сидит, в драке оборонялся. И еще один — алкоголик. Мы его Ашан Ашаныч называем. По возрастам от 14 лет, молодой человек лежит, и до 53 лет. То есть у меня получается золотая середина. А так тут и дети лежат. Есть бывшие заключенные, и я считаю, что это неправильно, потому что они могут ходить и «быковать», наводить тут свои порядки. Тут еще один человек живет, Петя его зовут, он говорит, что уже 12 лет живет здесь без паспорта. Может, скрывается от каких-нибудь братков или кредиторов. Меня тут они «политическим» называют, (смеется) — я не против. — Как строится твой день? — Включается свет примерно в 8 часов утра. В 9 часов завтрак, каша в основном и чай. Потом, если понедельник или среда, то какие-то специалисты тебя осматривают. Окулист, флюорография или еще какие-то процедуры. Общий обход врач делает лишь раз в неделю. Обед в 13.30. В 16 часов идет полдник, а после полдника, в 18 часов — уже ужин. Я вот не понимаю, как так можно? Обед отодвинуть на дальнее время, а потом так быстро полдник и быстро ужин? Ужин хотя бы можно было подвинуть на 19 часов, потому что ешь-ешь в это время и получается, что слишком часто кормят. Гулять выпускают во двор, загороженный решетками — я просился на турник, но меня не отпускают — отжимаюсь, приседаю, сосед мой йогой немного занимается, а большинство играют в карты, курят ходят, смотрят телевизор 90-х годов такой. Его до 23 часов можно смотреть, есть компьютер — у нас один пациент вообще с утра до вечера в Интернете просиживает. — В процедурных целях колют что-то успокоительное, димедрол? — Мне нет, а тем, кто нарушает порядок, руки распускает, бесятся, шумят, им делают, конечно. Как наказание. Димедрол, еще какие-то вещества не знаю, добавляют или нет. Дают какие-то коктейльчики успокоительные. Получается, что я еще за время нахождения здесь ни разу ни таблетки, ни порошка, ни укола не получал. Когда я сюда приехал, я не давал разрешения на то, чтобы меня в добровольном порядке лечили. Совсем недавно только подписал соглашение, но уже был вынужден — к нам в палату поселили больного фарингитом и постепенно почти все заболели. Пришлось выпрашивать лечение. — А вообще как за вами ведется наблюдение? Тебя же сюда для экспертизы направили... — Видимо, просто смотрят, сами себе что-то записывают, незаметно это как-то происходит. Я тут написал заявление главврачу, что хочу мероприятие провести для пропаганды здорового образа жизни. Ко мне заведующая пришла, говорит: ничего проводить не будем, если сами хотите, то занимайтесь, чем угодно, а пациентов мы ни к чему обязывать не будем. Я говорю: так это личное пожелание. Прихожу, нас человек пять, наверное, кто отжимается, говорю: пойдем поотжимаемся сегодня. Давно не отжимались, лентяи. — Получается, что у тебя тут санаторий практически. — Получается. Из минусов то, что в туалете постоянно курят. А я к этому очень негативно отношусь. Мои обращения заведующая Надежда Николаевна никак не воспринимает. Я тут написал жалобу первого октября, ее один выписывающийся уже пациент тоже подписал, что он против того, что курят в туалете. Здесь, наверное, процентов 80 курят, а мне это не очень нравится — ни разу в жизни не курил, и мне просто неприятно. Это самый большой минус, который тут до сих пор никто не решил. Мне говорят: «Мы что, надо вас одного будем тут все переделывать что ли?» И, получается, что больше сюда не хочется попадать. Проще поменять место пребывания и страну, наверное. — То есть жалобы строчить ты не перестаешь? — Я их постоянно напрягаю. Сегодня заведующая Никулина Надежда Николаевна сказала, что, мол, Кононов, вы очень усложняете и свою жизнь, и окружающих. После одной моей жалобы уволили медсестру, которая заходила к нам в палату и, не разобравшись, назвала нас идиотами. Видимо, из-за этого и уволили. — Пациенты ведь явно делятся друг с другом историями. Ты как себя подаешь, за что тут оказался? Это 329 статья Уголовного Кодекса — надругательство над флагом Российской Федерации и гербом и еще что-то там. Хотя говорить о порче флагов надо прежде всего в администрации Восточного управленческого округа в Ирбите и в администрации Ирбитского района. Когда у них на флагштоках административных зданий висят порванные флаги РФ — это их нужно привлекать по этой статье, а не меня. До этого меня еще хотели в экстремизме обвинить, что я провоцирую один класс людей против другого, но не смогли. Но вообще почему я здесь? Потому что полицейские не хотят работать. Я сколько ни обращался, у них всегда находятся отказы от административных правонарушений. А сейчас у нас в Ирбите, как полицейские объясняют, такая система, что все жалобы на благоустройство, например, когда ты звонишь в полицию, они только собирают заявления и объяснения и место осматривают, а все бумаги направляют в администрацию. Получается замкнутый круг. Они и до этого бездействовали, администрация, а сейчас тем более. Я сколько написал заявлений в полицию, например, за август месяц четыре заявления о том, что грязно на улицах и на тротуарах в Ирбите, ни одного ответа не получил в администрации города. А от полиции получил уведомления, что нарушений нет. А фотографии им предъявляешь, что это не так, но они от меня уже устали. А защиты в Ирбите ни у кого нет. Наши журналисты — самые честные во всей Свердловской области, но они просто ни на какую проблематику не пишут, а со мной вообще не общаются. — Почему? — Они могут общаться просто так, как журналисты и граждане города, а так, зачем им лишние проблемы? — Сколько в Ирбите средств массовой информации примерно? — Есть газеты «Восход», от администрации города, есть «Ирбит торговый», но она сейчас перешла в руки такого человека, который ни с кем не хочет ссориться. Радио есть, есть «Ирбитская жизнь», автором в ней является гражданка, которая стала свидетелем в моем деле и неприязненное отношение ко мне имеет. Телевидение у нас раньше было, но, как прошли выборы главы города, его закрыли. Сказали: спасибо, ребята, до свидания, и переформировали его как-то в другое агентство, которое тоже только напрямую выполняет приказы администрации города и снимает то, что надо. Есть электронное одно СМИ, 34355.ру, это индекс города. — Я с каким-то из журналистов общался, я помню — он говорил, что ты неадекватен, мол, приходит, начинает требовать и все ему должны... — Она не только тебе это говорила. Правда, у меня есть доказательная база, что она неправа. Вот, например, в убийстве какого-нибудь предпринимателя, депутата или вора всегда есть заказчики и есть киллеры. Я сейчас могу смело говорить, что моими «киллерами» являются Уралова и Карпов. Карпов — это директор музея, который со мной полтора года назад поругался и потом стал чуть ли экспертом, что там фашистская свастика, на российском флаге. А на самом деле, там были ноги футболистов, которые пинают мячи. Но они ничего этого не увидели. И Уралова, которая написала, что я восхвалял Третий Рейх, какое это безобразие. Но лингвистическая экспертиза в итоге подтвердила, что она была неправа. — Пытался в голове сложить твой образ — ты, наверное, такая «маленькая Новодворская» в каком-то смысле, светлая ей память. У нее просто масштаб протеста иной. И меня стал интересовать вопрос, а что тебя побудило, собственно, заняться всем этим? У тебя в психиатрической экспертизе, которую ты мне присылал, написано, что у тебя «бред кверулянтского характера». Ты знаешь, что это такое? — Нет, не понимаю. — Это сутяжничество. В некотором роде постоянное стремление оспаривать существующий порядок вещей. — Да нет, я согласен с порядком вещей, но дело в том, что он не меняется. Вот есть сложившаяся ситуация в Ирбите, и она не меняется, ты им представляешь доказательную базу, а они не видят это. Ни прокуратура, ни полиция. Как по-другому действовать? Пусть мне врачи скажут. Я просто должен сложить ручки? В 11-ом году я написал заявление, что в городе нет тепла. Я тогда в первый раз стал обращаться, что отопительный сезон не начинается вовремя. Мне написали, что никаких нарушений нет, и все замечательно. Хорошо, я смирился. На следующий год я не жаловался, когда отопления не было осенью, меня просто это достало. Мой отец Кононов Владимир Петрович был чернобыльцем. Он умер в 2003 году в январе из-за того, что в квартире было +9 градусов. Когда я вернулся в 10-м году из Екатеринбурга, я жил там, меня это просто потрясло: ничего не изменилось за 10 лет! Мой отец умер. Я не хочу, чтобы я здесь мерз. У нас четырехкомнатная квартира, в ней живет также мама, ей 66 лет исполнилось, я не хочу, чтобы она страдала. Если кому-то нравится мерзнуть — пожалуйста. — А эти 10 лет в Екатеринбурге ты чем занимался? Помню, общался с мэром Ирбита Геннадием Агафоновым и он упрекал тебя в том, что ты нигде не работал. — Это неправда. Я даже хотел его привлечь за клевету. В Екатеринбурге я учился в Институте международных связей, по специальности «связи с общественностью», потом работал в «Энергон Урал», продавал батареи, пока не сменился директор. С другим директором как-то не сработалось. Почему приехал? Потому что меня, говоря по-русски, развели на деньги, что обещали — не заплатили, я не смог тут существовать. Зачем платить за воздух? Тем более, что мама стала себя плохо чувствовать. Ну а приехал сюда и вот в полной мере понимаю, когда в Европе говорят, что мы, русские — «свиньи». Я когда общался с разными знакомыми, все время думал, почему так называют. А потом понял, что мне и самому не нравится. У нас если есть проблема, то люди просто будут говорить об этом на лавочках, они не пойдут в суд, не подпишут заявление, потому что они чего-то боятся. И остается совсем небольшая часть действительно активных людей. Но в Ирбите таких очень мало. — То есть какая-то группа активистов все-таки у вас есть? — Я не вхожу ни в какую группу, я одиночка. Но могу назвать двух-трех человек, которые давно в Ирбите живут и тоже пытаются что-то изменить. Каждый в своем. Один — по электричеству. Я вот занялся благоустройством и теплом. По автопарковкам я уже давно не беспокою. В своем дворе навел порядок в течение трех лет, сейчас уже мало кто нарушает. А так пришлось очень много воспитывать и полицейских, и ГИБДД, чтобы они разбирались с нарушителями парковки. — Сейчас у тебя куча свободного времени. Ты анализируешь, как ты пришел к этому протесту? — Это даже не протест. Мне просто надо, чтобы у нас было чисто, тепло и город чтобы был спортивный, чтобы я мальчишкам мог хоккей проводить, спонсорские средства привлекать. Потому что сам в хоккей ни разу не играл, но приятно смотреть, как ребята играют. Я этой зимой даже не смог провести игру, потому что сетка вылезла внутрь, борта стали распадаться, они починили, снова начали распадаться. С нарушением технических рекомендаций было все построено, к сожалению... Я ни в какой политической партии не состою. Я присматривался ко всем, когда вернулся в Ирбит, я не отрицаю, чтобы понять, кто есть кто, кто просто популисты, а кто действительно делает что-то на благо города. Но после этих четырех лет, которые прошли с момента возвращения, я так ни в одну партию и не вступил. Пытался в «Единую Россию» вступить второй раз, но передумал. — То есть ты уже был в партии? — Нет, я пытался два раза. В первый раз в Екатеринбурге. Я пришел в Железнодорожное отделение, около вокзала, мне сказали: «Хорошо, мальчик, мы вам будем звонить, когда вы нам будете нужны, через полгода, если вы нам понравитесь, мы вас возьмем». Никто не звонил. Через полгода, даже раньше: «Возьмите билетики партийные». Я пришел, посмотрел и сказал, что мне это не надо, я здесь лишний буду. Зачем я такой нужен? Вы меня никак не проверяли, я аморфной массой быть не хочу. Второй раз, перед выборами, я сначала общался со «Справедливой Россией», чтобы быть наблюдателем на выборах, во второй раз пришел в «Единую Россию», сказал, что я такой-то, хочу посмотреть вашу «кухню». Вроде все хорошо и замечательно, но потом на меня рот открыли, что вот я перебежчик, такой-сякой. — Сейчас партии как-то участвуют в твоей жизни? — Сейчас, когда идет фабрикация уголовного дела, никто из политиков мне не помогает. Ни единороссы, не справедливоросы. В ЛДПР обратился, но там тоже, пока не позвонишь, никто ничего не скажет. И получается, что я никому не нужен. Единственное, жалко, что сейчас мама там сейчас одна в Ирбите. У нас огород, картошка, и она должна все сама делать. Брат не поможет — у него отношения плохие с нами. Еще девушка есть в Ирбите. Это из позитивного. Я думал, что вот общаемся мы с Ануш, но тут такая ситуация, что она отвернется от меня. Все-таки психбольница, уголовное дело... Но ничего, общаемся дальше. — Алексей, ты спокойный человек, взвешенный, при этом сильно какой-то ровный, слишком может быть умиротворенный. У тебя есть хобби, то, на чем ты двинут по жизни? — Я люблю фотографировать. К сожалению, вот зеркалку забрали при обысках. Не отдали пока ни компьютер, ни ноутбук, ни сотовый, ни флешки. Даже забрали книгу Зигмунда Фрейда и мою фотографию в полуобнаженном виде, где я с друзьями фотографировался [смеется]. — Как я понимаю, ты все это должен был на что-то купить? — Ну да, мне же все-таки выплатили 50 тысяч, когда я уволился из «ДатаКрата» (климатические системы). Потом еще что-то фотографировал на заказ знакомым. Я, по сути дела, аскет. У меня ничего дорогого нет, живу по средствам. На мне сейчас одежда, которую я покупал еще здесь, в Екатеринбурге, ей уже пять лет, даже больше. Живу по минимуму. Как раньше были аскеты, которым много не надо было, им не надо было устраивать царские охоты. — Ты сам как прогнозируешь: выйдя отсюда, дальше продолжишь свою деятельность или тебя ломает вся эта ситуация? — Если бы это меня ломало, я бы раньше перестал это делать. Но, несмотря на все это, я продолжаю и дальше какие-то вопросы решать. Если кому-то это не нравится из администрации, прокуратуры или полиции города, пускай лучше меняют работу. — Ты противостоишь, по сути дела, власти или хозяйственнику, который бездействует? Есть у тебя наклонности Навального, и это его противостояние «партии жуликов и воров»? — Я в политику не лезу. Мне интересна история, как часть политики, чтобы понять, что раньше было и из чего процессы складываются. И все. Мне нравится больше геополитика. — Планы строишь? — Сейчас первое — найти работу. Надо искать. Второе — помочь дома по хозяйству. Все равно. Закончить вопрос с тротуарами. Какое-то время еще буду прижимать прокуратуру и администрацию города. Полицию сейчас не буду трогать, раз они, бедняжки, так устали, а буду фотографировать и в прокуратуру обращаться. Ну, раз нет работы толком — за пять тысяч больше работать в Ирбите не хочу. И раз нет работы, пытаюсь просто чем-то занять свою голову, сделать благое дело. Вот прочитал тут строчку из Библии: «Камень, отвергнутый строителем, встанет во главу угла». Получается, что лучше уж делать что-то, чем вообще бездействовать. Я себя считаю очень сильным внутри, меня до сих пор в Ирбите никто психологически не сломал, и мне просто нужен такой же сильный руководитель, который бы относился ко мне не как к человеку или другу, а просто как к специалисту. — Раз уж про Библию заговорил. Ты буддист, кришнаит, православный, мусульманин? — Я не религиозный. Пытался изучать, чтобы понимать, на чем построены религии. Я могу сказать, что они нужны, потому что позволяют манипулировать большими массами. Все-таки я пиарщик. А больше никак не рассматриваю. — В политику если тебя пригласят, ты готов пойти? — Когда пригласят, тогда и буду рассматривать. А так я делаю то, что мне нравится, пытаюсь проводить игры и решать те вопросы, которые связаны как со мной, так и с теми людьми, которые в Ирбите живут. Я пытался решить эти вопросы, и эти два этапа затрагивают по крайней мере тысячу людей, кроме меня. — То, что ты сделал в соцсетях и из-за чего оказался здесь — не является эмоциональной горячностью? Раскаиваешься? — Нет. И я готов в какой-то похожей ситуации снова написать тот же самый текст. Что касается флага, то я сделал бы просто пояснение, чтобы те, кто не понимает, это понимал — для всех этих «оборотней» еще раз надо сказать, что это власовский флаг и ноги футболистов, чтобы у них не возникало ничего. — Ты вернешься в Ирбит с мыслью «закопать» своих обидчиков? — А зачем? Надо бояться своих ошибок, а не врагов. Если его расценивать как врага или человека, который просто мешает городу, то он сам рано или поздно наткнется на грабли, которые ему либо кто-то положит, либо на свои же. Мне это не интересно. Но зато я узнал, что наш Юрьев [Николай, начальник отдела городского коммунального хозяйства администрации Ирбита — ПРИМ.РЕД.] имеет двух родственников — один главный инженер благоустройства, второй директор Русского кладбища, который должен вывозить мусор. То есть такая единая сеть противостоящая выходит, которую очень трудно победить. — Может быть планируешь выходить на более высокий уровень, скажем, на депутатов Заксобрания, главного федерального инспектора? — Я к нему обратился и попросил, чтобы в рамках его приема прийти и рассказать о проблеме благоустройства, потому что прежний (Владимир Шабанов — прим. «URA.Ru») взял на контроль, а новый нет... Я к нему обратился. Потому что у нас в Ирбите вообще бесполезно, они как марионетки, к ним можно бесконечно обращаться. — В твоей нынешней реальности какие у тебя последние новости о мире, о России, об Ирбите? — Сегодня показывали, что в Турции беспорядки, так как курдов притесняют. В Сирии беспорядки. Про Россию у меня в голове крутится Украина и то, что связано с наркотиками. Еще я очень королевские гонки люблю — «Формула 1» вот меня интересовала очень. Ну а про Ирбит из последнего знаю, что там проблема с началом отопительного сезона, и я очень сожалею, что в этот момент нахожусь в стенах этого учреждения. — Последний вопрос просто из личного любопытства. Ты читал Кена Кизи «Над кукушкиным гнездом»? — Нет. Но теперь прочитаю, раз ты спросил.

прочитать статью полностью