Экологическая повестка на Южном Урале сейчас определяющая, но до сегодняшнего дня вопросов на эту тему было больше, чем ответов. Вся правда о «таблице Менделеева» в питьевых источниках, пожарах на Коркинском разрезе, последствиях застройки берегов Шершневского водохранилища, скандальном проекте строительства в Челябинском бору и, разумеется, о Томинском ГОКе — в интервью «URA.Ru». — Ирина Александровна, первый вопрос предсказуем: что в Челябинске случилось с воздухом? Или, проще говоря, откуда смог? — У нас сегодня есть две составляющие статистики. Положительная фиксирует снижение выбросов, отрицательная свидетельствует, что качество воздуха в Челябинске ухудшилось. То есть предприятия выбросы снизили, но воздух лучше не стал — ощущения жителей подтверждаются официальными данными. Кроме того, мы имеем дело с действительно новым для Челябинска явлением. Я прожила тут всю жизнь — смога, как такового, мы не наблюдали. А сейчас он бывает! Что делать, кто виноват? Первое, что приходит на ум, — присмотреться к крупным загрязнителям. Челябинск в этом плане уникален: это единственный «миллионник» с таким количеством предприятий в черте города. Более того, по сравнению с другим промышленными центрами он еще и буквально «обложен» во всех направлениях — ЧМК, ЧЭМК, «Мечел-Кокс», «Фортум» и все остальные. А вокруг больших предприятий за последние годы возникло большое количество мелких. Итого — 140 тыс. тонн выбросов в год официально. Из которых на подконтрольные региональной власти малые и средние предприятия (крупные производства контролируют федералы) приходится 2 тыс. тонн. Мизер вроде бы, но вполне способный испортить проживающим поблизости людям жизнь. Не говоря о том, что мы постоянно выявляем расположенные в промзонах предприятия, не уведомляющие о своих выбросах, которых вроде бы и нет в этих официально учтенных тоннах. Там же просто один на другом сидят на арендованных площадках, искренне считая, что никто их не найдет. С начала года мы проверили более 100 предприятий — рейды проводились совместно с прокуратурой и с учетом жалоб, поступающих от жителей. — И когда вы такими темпами пересчитаете всех загрязнителей? — Нескоро, хотя это не означает, что такими проверками не надо заниматься — безнаказанность здесь неприемлема. Проще всего снять с себя ответственность и кивать на Росприроднадзор и крупные металлургические комбинаты. Хотя признаю, что у людей возникает естественное отторжение официальной информации. Им сообщают об очередной оштрафованной «ООО-шке», тут же говорят, что у крупных предприятий нарушений не выявлено. А за окном — смог! Либо все поголовно нарушают… — Либо? — Либо действующие требования таковы, что с нынешним качеством воздуха надо смириться. И тогда никаким госконтролем ситуацию не исправить — надо менять сами требования. Может быть, каждый промышленный гигант и укладывается в нормы, но все вместе, да ещё мелкие загрязнители, да ещё автотранспорт создают такую ситуацию, когда городу уже невозможно развиваться. Чтобы с этим разобраться и говорить доказательно, нужен инструмент. В данном случае — сводный том (или сводный расчет) предельно допустимых выбросов, позволяющий учитывать все источники. Приехала наша передвижная лаборатория по жалобам граждан и обнаружила в конкретной точке превышение по какому-то элементу — сводный расчет ПДВ позволяет сказать, кто вероятный виновник. Выясняется, что законодательно он не виноват: он укладывается в отведенную ему норму по выбросам. Тогда на основании данных сводного расчета ему можно выставить новые требования и нормативы, «поджать» рамки. Необходимость создания и возможность использования свода ПДВ для нормирования предприятий заложена в поручениях прошедшего в Челябинске Совета Безопасности, Совета Федерации и т. д. — После того, как в работу пойдут решения, закрепленные в итоговом документе выездного заседания Совбеза? — Они уже в работе. Область купила расчетный модуль — программу, куда вводятся данные и показатели по всем источникам загрязнения, данные Росгидромета, нашей собственной лаборатории. Заполняем и рассчитываем, что через два года получим базу, позволяющую совместно с Роприроднадзором выходить с предложениями к предприятиям. Это не отдаленная перспектива — достаточно близкая. — Кстати, о лаборатории. Верно ли, что она не прошла аккредитацию и ее данные могут не приниматься во внимание? — Любая лаборатория, начиная работать с нуля, должна пройти аттестацию, аккредитоваться, чтобы ее данные были легитимны для других органов — могли использоваться в судах и т. п. Для этого она должна выполнить определенные условия, касающиеся опыта работы, определенного количества проб и так далее. Мы рассчитываем, что наша лаборатория будет аттестована в конце апреля. — А датчики независимого мониторинга, о которых говорили еще при Юревиче? Которые должны якобы на каждой трубе появиться? — Обязательными они станут только в 2018 году. Сейчас кое-кто ставит добровольно. — Там, где все нормально, да? Какой дурак иначе поставит? — А на конкретной трубе, где стоит датчик, очень даже может быть все нормально. Это за границами санитарной зоны, где мы проводим измерения, все плохо. Тогда предприятие кивает на соседнее и говорит: вон, у него тоже из трубы выбрасывается, скажем, сероводород. Но у соседа тоже все в пределах нормы. У всех норма, только дышать невозможно там, где эти выбросы накладываются друг на друга, и к ним еще добавляются выхлопные газы от проходящей рядом дороги. Поэтому датчики нужны и на трубах, и на границе их санитарно-защитных зон. — А как будут сводиться воедино их данные? — В принципе, они должны автоматически передаваться в государственный дата-центр, где будут доступны Росприроднадзору, Гидрометцентру в рамках сводного тома. Мы готовы этим заниматься и предоставлять информацию в открытом доступе. Проблема в том, что единого протокола передачи и формата данных до сих пор не установлено. Каждое предприятие проектирует соответствующие системы «под себя». И боится, что после установления общих правил придется корректировать свои системы, нести дополнительные затраты. — Что вы скажете про Коркинский угольный разрез? Он в массовом сознании превратился чуть ли не в главный генератор смога? — Объяснение удобное. Но обвинять во всем разрез — это опустить руки, сказать, что мы нашли виновного, сейчас нужны деньги — и все решится. А я не согласна. По моим ощущениям, вклад есть, но разрез всегда был — а смога не было. Возможно, как-то на ситуацию повлияли атмосферные процессы. Мы сейчас просим разобраться метеорологов, они отмечают увеличение количества дней в году с преобладанием ветра южного направления, но с определенностью сказать ничего нельзя. — А что можно? — Мы исходим из задачи, которая сегодня поставлена губернатором Борисом Дубровским. А она сформулирована просто: люди должны почувствовать, что стало лучше. Власть может сколько угодно говорить, что она чем-то занимается. Но результат ее занятий должен быть не только назван жителям, он должен ими ощущаться. Пока люди не увидят, что смоговые явления исчезли, они будут скептически относиться ко всем действиям и заявлениям власти. Поэтому сегодня задача — обеспечить нормальное качество окружающей среды — воздуха, воды и т. д. — Кстати, о воде. Насколько еще хватит запаса прочности источников питьевой воды для Челябинска — в Шершневском и Аргазинском водохранилищах? — Думаю, что не следует испытывать их на прочность — они у нас единственные. Шершни… вы же понимаете, что мы фактически пьем не «воду Шершней». Объема Шершней Челябинску хватит на полгода. Мы пьем из Аргазей, с их почти миллиардным объемом, оттуда вода поступает уже в Шершни. И проблема прежде всего с Аргазями, которые на 80% формируются из того, что стекает с окружающей территории. Поэтому главная задача сегодня — предотвратить вынос загрязнений с Карабаша, прекратить загрязнение Миасса выше Челябинска. — Это тоже обсуждалось на Совбезе? — Чтобы получить федеральное финансирование, мы должны разработать проект и получить заключение экспертизы. Работу начали в прошлом году, в этом рассчитываем закончить. Собственно, проектов два: отвод русла речки Сак-Элга в сторону от сформировавшихся за век загрязнений медеплавильного производства и строительство дамбы, препятствующей выносу загрязнений дождевыми и ливневыми стоками. Это первоочередные мероприятия, которые позволят прекратить подпитку Аргазей отравленным стоком. Стоить это будет не миллиарды, там не надо рыть гигантский канал. — Вернемся к Шершням. Говорят, что вода в них ухудшается год от года? — Роспотребнадзор говорит: то, что мы пьем, пить можно. Вопрос — в застройке берегов водохранилища, формирующей загрязненный сток. У нас ведь там еще и водозабор на западной стороне. То есть это потенциальная угроза водохранилищу, и ее надо однозначно ликвидировать. Построить ливневку, канализацию. Вообще говоря, это можно было учесть и реализовать еще при проектировании. Швейцарцы живут по берегам Женевского озера и пьют из него. — В чем разошлись министерство экологии с Народным фронтом по вопросу о строительства стадиона в Челябинском бору? — Этот участок сейчас к бору —памятнику природы — не относится. Но раньше он был в охранной зоне бора, в свое время его оттуда вывели. А когда мы решили вернуть ему охранный статус, стали говорить, что это нужно, чтоб построить там коттеджи. Какая-то извращенная логика. Проекта стадиона как такового нет. Точнее, его предполагалось построить на том «кусочке» земли возле Монахов (возвышенности на территории бора — прим. ред.). Но что такое стадион? К нему нужны коммуникации, дороги, парковки… и все это пойдет через бор. Там для них нет места. Второй момент — эти красивые лыжные и роллерные трассы на картинке — они все асфальтированные. Одну такую трассу уже проложили от лыжной базы к «Ашану» вместо тропы, по которой всегда гуляли пенсионеры и мамы с колясками. Теперь там тренируются лыжники, велосипедисты, катаются на роликах. А все, кто там гулял, идут рядом, расширяя тем самым вытоптанную зону. Предположим, что лыжные и лыжероллерные трассы пройдут по существующим тропам — тогда где пойдут те, кто привык по ним гулять? Они проложат тропы рядом. Бор у нас один, и его хочется сохранить. Он долгое время был лишен надлежащего ухода, горел, не восстанавливался… Губернатор выделил деньги лесникам, чтобы они в этом году занялись им как следует. Давайте сначала приведем в порядок то, что есть, и посмотрим — стоит ли там что-то менять? Тем более для стадиона город предлагает другое место. — Вот об инвестпроектах. Какие законы сегодня нарушает или не нарушает РМК? — Нарушение закона — это вопрос к суду и прокуратуре. Губернатор обеспокоенность граждан понимает, есть понимание, что законодательство несовершенно, не отвечает интересам жителей, ведет к потерям инвесторов. Законодательство дает возможность рассматривать проект «по кусочкам»: вот отвалы, вот хвостохранилище — и т. д. И предметное «общение с населением» начинается, когда инвестор уже порядком вложился в разработку. И тут он сталкивается с тем, что граждане не готовы смириться ни с одним новым инвестпроектом, поскольку им хватает уже накопленного экологического ущерба, уже имеющихся проблем. Так возникает конфликт. Предложения правительства Челябинской области по изменениям законодательства прозвучали в рамках Дней Челябинской области в Совете Федерации, обсуждались на выездном совещании Совета безопасности при полномочном представителе президента. Но пока они не приняты, проведение комплексной оценки по поручению губернатора организует министерство. Другого варианта пока нет.

прочитать статью полностью