Мы знаем, что вы делали 11 лет назад. Также, как и мы, — следили за новостями из Беслана. В этом году его нет в новостях: пролистайте каналы ТВ, погуглите Рунет — пусто. Только в самом Беслане вчера ровно в 9.15 рыдали матери, отцы, братья и сестры. Корреспонденты «URA.Ru» были там, отдавая дань памяти погибшим школьникам, учителям, бойцам спецслужб, пытавшихся остановить самую масштабную трагедию в России начала XXI века. Мы увидели детей, уезжавших в Москву, но вернувшихся на родину, чтобы жить, увидели героев, разительно отличающихся от обычных полицейских. Мы увидели то, что сейчас вам не покажут. 31 августа. Кажется, что в этот день жизнь Беслана внешне ничем не отличается от других таких же маленьких российских городов. И даже больше: кажется, что каждый год 31 августа здесь проходит одинаково. Родители с детьми докупают разные мелочи в школу, кто-то, проворонивший подготовку, спешит всё купить за один день. В сквериках гуляют мамы с колясками, пенсионеры читают газеты, дети играют, смеются, догуливая последние дни летних каникул. В огородах растут цветы, которые завтра утром срежут для учителей, а в школах — генеральная уборка. Добродушный владелец маленького продуктового магазина разделывает свежую говядину, которую ему поставляют из соседних сел, и помогает нам разобраться в ассортименте домашнего сыра. Шутим с ним про тоску людей «больших городов» о пармезане. «Лучше осетинского сыра ничего не может быть», — уверен он и рассказывает, что Беслан — лучший город на Земле. Когда спрашиваю о 1 сентября — тут же мрачнеет и замечает, что весь месяц будет особенно тяжело: «Люди будут сидеть дома и погружаться в горе». В этом году 31 августа в Беслане руководство республики, района открывает памятник лейтенанту полиции Зауру Джибилову. Три года назад он, находясь на дежурстве на посту ДПС «Кизляр», остановил машину для проверки, но водитель попытался проехать без досмотра. Тогда Джибилов преградил путь автомобилю… собой, а преступник привел в действие взрывное устройство. Молодой (26 лет) лейтенант погиб на месте, посмертно получил звание героя. Рассказывают, что полицейский готовился к свадьбе. На траурном митинге звучат правильные слова, здесь слезы, искренняя благодарность. И гордость. В последние дни этого лета Беслан пахнет сливовым вареньем: повсюду на дорогах упавшие зрелые сливы. По городу безмятежно разгуливают коровы и, несмотря на старые здания, раздолбленные дороги — все это дает ощущение уюта и абсолютной безопасности. Тут не может и никогда не должно происходить ничего страшного. Безопасность обеспечивают коллеги Заура Джибилова. С одной поправкой: лейтенанта помнят и гордятся им, понимая и причины его самоотверженности — как и весь город, он пережил Беслан 2004-го. И, как каждый бесланец, делил жизнь на до теракта и после. «Это новое здание Пенсионного фонда появилось уже после теракта, а Дворец культуры — до, — рассказывает замглавы Правобережного района Валерий Карлов. — Вот детская площадка от Сбербанка, построенная после теракта. Беслановскому району было тогда выделено много денег на реконструкцию. Видели, при въезде в город медицинский центр многопрофильный? Он тоже появился после теракта. Очистные сооружения не достроили, надо найти теперь еще 7 млн рублей, но денег таких больше нет. На тот период, когда был теракт, бюджет района составлял 1 миллиард 300 миллионов, сейчас — это 300—400 миллионов». А еще люди делятся: на тех, кто «был в теракте», и тех, кто не был. Карлов рассказывает, что вторые завидуют первым: «На прием приходила бабушка, живет в старом доме, фактически в сарае. Стоит 127-я в очереди на получение жилья, очевидно, не дождется. Я ей честно объясняю, что в Беслане не строятся новые дома. А она с обидой: терактникам всем построили, а нам нет. Некоторые даже в сердцах могут сказать: лучше бы уж было посидеть три дня в школе и потом наладить свою жизнь». Лена Гаитова «сидела в этой школе три дня», потеряла там старшего брата Алана. Потом училась в Москве, но вернулась в Беслан. «И с каждым годом воспринимаешь [события 1 сентября] все острее. Мне кажется, детскому сознанию тогда проще было абстрагироваться, — говорит Лена. — Мы ведь до последнего не верили, что кого-то могут убить. Даже когда на нас самих была кровь, когда в первый день расстреливали мужчин. Сейчас я подхожу к тому возрасту, когда сама могу быть мамой, и воспоминания острее. Понимаешь, что испытывала тогда мама. А я ведь на нее обижалась, она полностью сосредоточилась на трауре по брату, и как будто забыла обо мне». В Москве Лена старалась никому из группы не рассказывать о том, что была в той школе. «Меня ставят в тупик вопросы: „В вас что, правда, стреляли?“. И ценности у ребят были другие, они переживали по поводу каких-то мелочей, а я не могу такие проблемы воспринимать всерьез. Я вернулась в Беслан, потому что хочу быть с теми, кто меня понимает», — объясняет моя собеседница. Зарине Цириховой сейчас 25. На вопрос, чувствует ли она сегодня себя в безопасности в Беслане, девушка отвечает отрицательно: «Ничего ведь не изменилось. Когда я училась в Москве, то застала теракт на Лубянке. Я боюсь метро, боюсь женщин в хиджабах, долго боялась ночью проходить мимо окон в комнатах, где включен свет. Всегда выключала сначала, потом пригибалась и только так могла передвигаться. Потом прошло». Зарина вместе с сестрой и подругами была на открытии памятника Джибилову. При звуке залпов в честь героя девочки зажимали уши: «Ну зачем они так, ведь знают, что нам невыносим этот звук». За день до этого, 30 августа, в центре города тоже стреляли, но уже из свадебного кортежа. Проходившая мимо женщина недовольно посмотрела вслед и заметила: «Не наши номера, приезжие. У нас в эти дни не устраивают свадеб». Спрашиваю у Валерия Карлова, может ли кто-то отмечать свадьбу 1 сентября. «Нет, вы что! У нас первые три года после теракта даже Новый год не праздновался: никаких салютов, хлопушек. А как-то один горожанин решил организовать в ресторане празднование 2 сентября — в честь группы людей, которых тогда отпустили. Но его быстро поставили на место», — объясняет Карлов. Он проводит меня и по кладбищу — городу Ангелов — рассказывает о местной бабушке, потерявшей в теракте дочь, и каждый день приводившей внука на могилу: «Ребенок практически вырос здесь». Мои знакомые в Беслане подтверждают важность этого места: Лена Гаитова, Зарина и Розита Цириховы рассказывают, что проводили тут много времени: «Нам как-то спокойнее становилось». В зал памяти в новой школе — построенной после теракта — мы заходим с учителем истории, директором этого музея Надеждой Цалоевой-Гуриевой. Школьная форма погибших детей, личные вещи павших бойцов спецназа, портреты детей, учителей. Про них тут говорят: «Они не вышли из школы». В центре комнаты бутылочки с водой, на стене — школьная доска из захваченной школы № 1. «Это доска из моего кабинета истории № 1. Помню в шесть часов вечера мы подготовили кабинет к 1 сентябрю, дети мои, как все, наверное, учительские дети, помогали. И дочка написала на доске: „С последним вас первым звонком!“. У меня мурашки по спине побежали: „Верочка, ну как такое можно писать?“. А она ответила: „Ну, у твоих же учеников последний первый звонок“, и дописала: „11 В класс“. Это было 31-го вечером. 1 сентября Верочка пришла, форменное платье и туфли сняла. Надела костюм для бальных танцев и собиралась выступать на школьном концерте. Потом по остаткам этого костюма мы ее опознали», — вспоминает Надежда Цалоева-Гуриева, потерявшая в 2004-м и дочь, и сына. «Когда мы были в захваченной школе, то поддерживали друг друга, — вспоминает Зарина Цирихова. — Когда террористы объявили сухой закон и не давали пить, мы обсуждали, что когда выйдем, то дойдем до ближайшего магазина и купим много бутылок газировки. Сын Сусаны Дудиевой, до захвата мы с ним не общались, но там, я, наверное, ему понравилась, и он говорил: „Скажи, что хочешь, как спасемся, я куплю“. Заур даже показывал, что у него есть 500 рублей, чтобы точно убедить меня». Это очень поддерживало. Но Заур не смог спастись. А я тогда мечтала о шаурме и ананасовой фанте, сейчас такую не выпускают". Девочки постоянно говорят об огромной ответственности, которая лежит на них — вышедших из школы. «Мы им должны, — говорит Зарина. — Когда у меня что-то не так идет в жизни, я вспоминаю, что смогла выжить, значит, есть какое-то предназначение у меня и у других». Лена Гаитова хочет найти работу в сфере социальной защиты. Сестра Зарины Цириховой Розита мечтает устроиться в республиканское министерство финансов по своей специальности. «Некоторые мои одноклассники пошли по распределению в ГИБДД, МЧС. А другие тоже до сих пор не могут найти себе работу», — рассказывает Зарина. Девочки хотят видеть Беслан современным городом, где можно жить, работать, отдыхать. «Так он быстрее сможет вернуться к жизни. Пусть построят кинотеатр, зоопарк, нормальные кафе, создадут рабочие места. А то получается, что Беслан подходит для жизни либо пятилетних детей, либо стариков. Гостиницы тоже нет, сюда же каждый год столько людей из разных стран приезжает почтить память. Все живут во Владикавказе. Видимо, мне придется стать бизнесменом», — смеется Зарина. В Беслане действительно работает только один ресторан, все остальные — забегаловки с осетинскими пирогами и водкой. Развлечений нет. Работать негде: все предприятия остановлены. Средняя зарплата — 15 тысяч. Многие заняты в сфере услуг и мелком бизнесе. Большинство работают во Владикавказе — это полчаса пути. Валерий Карлов признается, что даже его сын каждый день ездит во Владикавказ, потому что в Беслане нет работы: «Бизнесу невыгодно вкладываться в сферу развлечений: люди не будут платить за кино, кофе — у них просто нет таких денег». Председатель комитета «Матери Беслана» Сусана Дудиева считает, что город оживет только после объективного расследования: «Почему не сработали правоохранительные органы, имея столько предупреждений о теракте? Местные полицейские проявили халатность — федеральные не проконтролировали, и никто не наказан. Нас даже не уведомляют о продлении сроков расследования». Вчера в Беслане были памятные мероприятия. К девяти утра во двор школы № 1 начали приходить горожане: с цветами, бутылочками воды. Люди заходили в спортзал, прикасались к стенам, кто-то находил те дощечки в полу, на которых предположительно лежал их ребенок… Кто еще не вошел внутрь — на улице — обсуждали бытовые проблемы: за неуплату отключили телефон, ребенок не слушается, не хочет носить форму, берет с собой одежду и переодевается перед уроками, цены на масло выросли… Когда прозвенел школьный звонок, то этих разговоров уже не слышно — вся территория взрывается отчаянным плачем: мамы, бабушки. На часах девять пятнадцать: именно в это время террористы захватили школу. Мальчику лет двенадцати в футболке «Антитеррор» становится плохо. Другие подростки заносят в школу уже ведра воды. Внутри школы начинает капризничать ребенок лет пяти: он хочет есть и пить. Мама его выводит на улицу и отчитывает: «Ты должен это знать, помнить и скорбеть. Те дети терпели три дня. Ты потерпишь еще час». «Без этой боли нельзя. Мы должны передавать ее из поколение в поколение. Это будет означать, что страшная беда хотя бы чуть изменила этот мир», — уверяет меня женщина. Ей повезло, у нее в семье никого не затронул этот теракт. Таких в городе мало. Занятия в школах начнутся только 5 сентября. Тогда, одиннадцать лет назад, весь сентябрь в городе проходили похороны, с рассвета до сумерек. В Беслане сегодня очень жарко, почти 30 градусов. И всё время очень хочется пить. Здесь безумно вкусная вода.

прочитать статью полностью